Зубы тигра - Страница 69

— И папе тоже, — заметил Джек.

— Всё зависит от того, какие книжки вы читаете. Ваш папаша, случалось, находил очень оригинальные пути к решению. Правда, я не думаю, что это доставляло ему большое удовольствие. Он когда-нибудь говорил об этом?

— Никогда. Ни разу в жизни. Я думаю, что даже мама знает об этом очень немного. Что касается меня... Все, кроме той подводной истории, я узнал из книг и тому подобного. Однажды я спросил папу, а он мне сказал: «Ты что, веришь всему, что печатают в газетах?» И больше ничего. Даже когда по телевидению выступал тот русский парень, Герасимов, папа только ворчал, но ничего не говорил.

— В Лэнгли о вашем отце говорят как о короле шпионов. Хранит все секреты при себе, как полагается. Но он по большей части работал на седьмом этаже. Я никогда не забирался так высоко.

— Не могли бы вы сказать мне ещё одну вещь?

— Какую же?

— Герасимов. Николай Борисович Герасимов. Он на самом деле был начальником КГБ? И мой папа действительно заставил его уволочь задницу из Москвы?

Виллс на мгновение заколебался, но уклониться от ответа на столь прямой вопрос было невозможно.

— Да. Он был председателем КГБ, и твой старик действительно заставил его перебежать к нам.

— Без балды? Но, чёрт возьми, как папе удалось договориться с ним?

— Это очень длинная история, и у вас нет к ней допуска.

— Почему же он в таком случае сделал папе такие гадости?

— Потому что он бежал не по своей воле. Ваш отец вынудил его к предательству. Он мечтал вырваться даже после того, как ваш старик стал президентом. Но, знаете ли, Николай Борисович хорошо «спел» — возможно, не как канарейка, но всё же красиво. Сейчас он включён в программу защиты свидетелей. И его то и дело дёргают, чтобы заставить «спеть» что-нибудь ещё. Люди, которых вы склоняете к предательству, ни за что не станут выкладывать все, что знают, за один приём, так что к ним приходится обращаться вновь и вновь. Благодаря этому у них возникает ощущение собственной значимости, и, чтобы закрепить его, они соглашаются пропеть ещё одну песенку. А потом ещё одну. Он так и не стал счастливым туристом. Он не может вернуться домой. Там он сразу лишится задницы. Русские никогда не прощали государственных измен, что бы они ни говорили. Да ладно, и мы тоже. Вот он и живёт здесь под федеральной защитой. Последнее, что я о нём слышал: он пристрастился к гольфу. Его дочь вышла замуж за какого-то засранца из аристократов, старых денежных мешков в Виргинии. Теперь она настоящая американка, но её отец умрёт несчастным. Он мечтал возглавить Советский Союз — я имею в виду, что он действительно к этому стремился, но ваш отец раз и навсегда свернул ему шею, и Ник, естественно, люто ненавидит его.

— Будь я проклят!..

— Есть что-нибудь новое о Сали? — спросил Виллс, решительно возвращаясь к сегодняшним делам.

— Всякие мелочи. Знаете, пятьдесят тысяч сюда, восемьдесят тысяч туда. Фунтов, не долларов. На счета, о которых я мало что знаю. Он просаживает от двух до восьми тысяч фунтов в неделю и, вероятно, считает эти деньги мелочью.

— Откуда возникает эта наличность? — спросил Виллс.

— Не совсем ясно, Тони. Мне кажется, что он тянет понемногу с семейного счета, возможно, два процента, которые он может списать на текущие расходы. Не так много, чтобы отец встревожился по поводу того, что сыночек обкрадывает папу с мамой. Интересно, как бы они на это отреагировали? — подумал вслух Джек.

— Руку они ему, определённо, не отрубили бы, но могли бы сделать кое-что похуже: перекрыть денежный ручеёк. Вам удалось найти, чем этот парень зарабатывает себе на жизнь?

— Вы подразумеваете реальную работу? — Джек громко хохотнул. — Как ни глянь, я не вижу ничего подобного. Он давно сидит на родительских деньгах, и вряд ли ему захочется пойти укладывать рельсы. Я много раз бывал в Лондоне. Каким образом там удаётся жить рабочим — просто невозможно понять.

— А вы думаете, что они радостно побегут к себе на ферму, после того, как посмотрели Париж? — нараспев, с нескрываемой издёвкой проговорил Виллс.

Джек покраснел.

— Послушайте, Тони, да, я из богатой семьи, но папа всегда следил за тем, чтобы на лето я устраивался на временную работу. Я даже два месяца проработал на стройке. Чем ужасно осложнил жизнь Майку Бреннану и его ребятам. Но папа хотел, чтобы я знал, что собой представляет настоящая работа. Сначала я ненавидел эту «настоящую работу», но, оглядываясь назад, понимаю, что это была нужная и полезная вещь. А наш мистер Сали никогда ничем подобным не утруждал себя. Я имею в виду, что, если бы пришлось, я мог бы выжить, занимаясь каким-нибудь физическим трудом. Хотя бы на уровне ученика — для начала. А вот для Сали приспособиться к подобной ситуации было бы куда труднее.

— Ладно, но сколько же всего вы нашли необъяснённых денег? В целом?

— Пожалуй, двести тысяч фунтов. Это триста тысяч долларов. Но я ещё не ухватил все концы, и таких денег будет намного больше.

— Сколько времени вам нужно?

— Если так пойдёт и дальше, то, чёрт возьми, не меньше недели. Если не возникнет осложнений. Знаете, это все равно что искать один-единственный автомобиль в Нью-Йорке в час пик.

— Продолжайте. Это нелёгкая и неинтересная работа.

— Есть, сэр. — Это выражение он подхватил у морских пехотинцев в Белом доме. Они иногда употребляли его даже в разговоре с ним, пока отец не заметил и не запретил это строго-настрого. Джек снова склонился к компьютеру. По ходу работы он делал заметки на разлинованном листке блокнота — только потому, что так было легче. К концу дня он перенесёт свои записи в отдельный файл. Делая очередную запись, он краем глаза заметил, что Тони поднялся и вышел из комнатушки. Видимо, наверху предстояло совещание.